Перечитывая Сарнова, мир его праху, не в первый и не в последний наверное раз ужасаюсь поистине средневековой чуткости совсем прошлой и прошедшей уже власти к абсолютно любому неверному или чуждому ему слову. Это удивительно - какой-то, прости господи, даже и не Бог весть какой, мастер художественного свиста и член союза родит пьесу или рассказик, выпустит в свет здесь или там еретический роман, накропает в дневнике наболевшее, разродится гражданской лирикой, пустят чью-то злую реплику в эфир на вражьем радио, кто-то на посту обязательно прочтёт, услышит, выскажет мнение и озабоченность, доложит куда надо - и закрутились с адовым шумом все государственные колёса - сотни и сотни подключены: обсуждают, осуждают, дают указания, собирают старые и перечитывают новые доносы, проводят театральные процессы, каются, бьют в орденоносную грудь, решительно рвут, выводят на чистую воду, наставляют на путь истинный, в глубочайшей тайне ищут верную стратегию, в обстановке постоянной секретности подключают передовую продажную общественность и несгибаемые карательные органы, травят и высылают, проводят мероприятия, пускают в расход, стирают в лагерную пыль, умножают на ноль и сибирский гектар. И всё это - из поколения в поколение почти целый век, с деловитой и бессмысленной суетливостью, так - с самых первых большевистских времен и до самого постыдного и жалкого конца коммунистических миражей, до самого полного вырождения и выгорания, от ленинского тифозного расстрельного хаоса до мятых горбачёвских талонов и последних советских танков, от упыря Феликса до упыря Юрия, упрямо и до последнего крючка.
Сперва по идее, потом по инерции, от Владимира до Бориса - из рук в руки. А потом всё как-то мгновенно скисло - пришло время цифр.
